Чужая жизнь (2024)

Оксана Аркадьева входит в зал, и тишина падает вместе с её каблуками. Она не кричит, просто поднимает бровь, и администратор уже бежит убирать со стойки чужую чашку. Сотрудники называют это «погодой Оксаны»: если она хмурится, ставятся штрафы, если улыбается, всё равно ставятся, просто меньше. Уборщицу она зовёт «ты, там, швабра», охраннику «дядька, не спи». Люди для неё расходка, как капсулы для кофемашины.

Однажды она записывается в клинику на «полный чек-ап»: сделать МРТ, проверить гормоны, убедиться, что организм ещё куда-то годен. В коридоре на скамейке сидит Вера Кадочникова, та самая, с которой они когда-то делили сигарету за школьным туалетом и мечтали уехать в Италию. Вера худеет на глазах: щёки впали, губы побледнели, но глаза все те же, тёплые. Оксана машет рукой: «Ну ты, Верка, совсем облезла». Вера улыбается, отвечает: «Просто такой сезон».

На самом деле сезон последний. Врач показал на снимок: пятна на лёгких, как капли кофе на светлом диване. Недель пять, может шесть. Вера не плачет, ей хочется успеть доделать главное. Она видит, как Оксана кричит на медсестру, швыряет чужие бахилы, отгоняет дочь, пришедшую с цветами: «Уйди, у меня мигрень». Вера решает: если уйти молча, не получится. Она меняет этикетки пробирок. Утром Оксана слышит: «Онкология, четвёртая стадия». Время остаётся её, но врач говорит: «Готовьтесь».

С этого дня «погода Оксаны» ломается. Она сидит в палате, держит чужую руку, потому что своя дрожит. Просит у медсестры прощения. Идёт в буфет за водой и видит, как молодой парень кашляет кровью и впервые не отворачивается. Вера наблюдает из-за двери и не говорит правду. Она просто приходит каждый вечер, садится на край кровати, и они вспоминают Италию, которую не увидели. Оксана учится просить, Вера учится прощать. Обе понимают: проверка на человечность сдана не экзаменом, а просто жизнью, которая заканчивается не тогда, когда перестаётся дышать, а тогда, когда перестаёшь чувствовать.